- Вы рвали?
- Летом 99-го с однокурсником Максом Гудковым мы, радостные, пришли в комитет по культуре к одному чиновнику. Пришли и спросили - как можно театр свой открыть. Он так странно на нас посмотрел и сразу сказал: "Ну-у, театр свой вы не организуете". - "Почему?" - "Потому что это невозможно". И дал нам бумажку - какое-то положение о формах театрального дела в стране. Ужасно длинное и нудное. Читать его, конечно, невозможно.

- Отрезвило?
- Абсолютно не отрезвило, просто огорчило. Мы же не понимали объема той работы, которую нужно сделать. Вообще не понимали ничего, и до сих пор многого не понимаем. Такие вот придурки совершенно.

- У вас были проблемы и с площадками...
- Какое-то время играли "На Литейном", в "Особняке", В ТЮЗе при творческой мастерской Козлова. Мы всегда пытались быть самостоятельными. И сегодня имеем о, что имеем. Главное - свое название. Два спектакля. Находимся под защитой кинокомпании "Дарфильм" режиссера Валерия Огородникова. Он посмотрел нашу "Потудань", причем несколько раз. Почему-то постоянно подходил ко мне и спрашивал с недоверием: "Это ты поставил?" Думал, наверное, что Козлов. Потом Макс снялся у него на "Дарфильме" в "Красном небе". И вот в тяжелый момент, когда мы вылетели из ТЮЗа, а работу над "Невским проспектом" уже начали, Огородников нам помог. Мы сидели в мастерской в подвешенном состоянии, ребята делали эти куклы. Макс дергался, искал то там, то сям. Я тоже ходил. Меня посылали. Говорили: "Вас нужно лечить, молодой человек". Но все получилось. Мы нашли "Балтийский дом", "Дарфильм" взял нас под юридическое крыло. Таким образом состоялась премьера "Невского проспекта".

- Вы верили в то, что можете получить "Маску"?
- Мне кажется, мы еще достаточно молоды для того, чтобы что-то получать. Вот я знаю, что мы работаем над рождением своего языка, и еще очень мало сделано для того, чтобы он появился. Тут нужно прикладывать массу усилий. Иногда мне сил не хватает, иногда просто ленюсь.

- Откуда брали деньги на спектакль?
- У кого что было - то и отдавали. Спектакль в складчину сделали. Многое из того, чем мы обросли, найдено на свалках, помойках. Это очень полезные для кукольника места обитания. Театр имеет право на существование только когда внутренняя идея или мысль перебивает все законы тяготения и трения пространства. Вот когда это перешибает, тогда зрителя замыкает. А иначе он будет свистеть, чавкать и думать о горшках.

- Деньги просить противно?
- Во-первых, не факт, что эта пережитая противность будет результативной. Но если бы Макс не искал, мы бы грант комитета по культуре не получили. Вообще все это достаточно тяжело. Ведь для людей, у которых есть деньги, театр зачастую - пустой звук. Они привыкли, видимо, мерить все в жизни своими категориями. Поэтому возникают разные неприятные вещи. Иногда даже близким людям непонятен этот труд выбивания денег. А когда ты этим занимаешься, понимаешь как у нас все устроено здесь и сейчас. И от этого становится невесело.

- Зато потом, с вершины славы, будете рассказывать о том, что когда-то были бедны, как церковные мыши...
- Вы думаете, что мы, достигнув чего-то, перестанем гореть? Я не знаю, чем все это может закончиться. Дай бог нам сил не предать самих себя. Только вы не подумайте, что мы все из себя такие трагичные. Несмотря на внешнюю мрачность, мы большие оптимисты. Просто это такой суровый питерский характер. Но ничего. Мы скоро сделаем веселый спектакль.

Ирина Начарова, журнал "Город", 21.04.2003