Рецензия на постановку «История солдата».
В Цехе Белого на "Винзаводе" состоялась постановка центра «ЦЕХ», копродукции проекта "Платформа" под названием «История солдата». Однако от оригинального сюжета Игоря Стравинского в постановке мало что осталось. Музыка, хореография, монологи – изменилось все. Самое главное отличие в том, что если у Стравинского черт соблазняет солдата образца 1918 года, то в современной трактовке боец соответствует сегодняшнему времени – солдат, вернувшийся с чеченской войны.
Спектакль построен на череде монологов, перемешанных эпизодами танцев. Изюминка монологов – их произносит весьма женственно одетая актриса Виктория Исакова, но речь ведется от лица мужчины, солдата, который добровольно пошел в военкомат, убивал на войне людей, был в плену и освобожден. Монолог этот горький и жесткий, основан на эпизодах реальной воинской жизни, страшных и омерзительных, слегка разбавленных рассказами о детстве солдата в собирательном образе.
Но что удивительно: когда подобные истории слышишь в бытовых ситуациях, о знакомых, или незнакомых людях, о молодых пацанах, видевших смерть друзей, и вынужденных убивать по приказу, прошедших ад на земле, об их не устроенности жизни на гражданке, о тяжких думах и отказах в работе, становится больно душе и муторно. Однако в театре подобные вещи раздражают, чувствуется неприкрытая фальшь происходящего на сцене действа.
И дело даже не в том, что монолог солдата читает женщина, а в том, что ее надрыв пропитан искусственностью до дурноты. Нецензурная лексика, коей сдобрен монолог, произносится старательно, в то время, когда подобные фразы в общепринятом смысле звучат иначе. По крайней мере, раз уж режиссером выбран подобный ход речи, то он должен соответствовать реальности, а не быть наигранным и неправдоподобным. Танцевальные фрагменты и вовсе лишены всяческого сюжета, и судя по всему, призваны всего лишь отдавать залу энергию, которая копится в человеке.
Танцовщики Роман Андрейкин, Станислав Шмелин, Илья Шабуров, облаченные в черные одежды, извиваются вокруг стриптизерских шестов, почти не касаясь опоры. Послевоенное существование солдата обозначается его яростью вперемешку с растерянностью. Об этом свидетельствует надетая на глаза одного из танцоров повязка, тогда его движения становятся неуверенными и медленными. Хотя все же этого контраста не достаточно, что бы заглушить неприятное впечатление от полных фальши монологов.
|